Сведения об Аральском море и низовьях Амударьи с древнейших времен до XVII века (глава 4)

Написал Iskander Beglov

23.01.2010

Мусаке оставался правителем Хорезма до смерти Тимура (1405). Во время смут, последовавших после этого события, Хорезм (в конце того же или в самом начале следующего года) снова вошел в состав государства Джучидов, которым тогда полновластно распоряжался известный мирза Едигей. Когда Едигей в 1410 г., после вступления на престол хана Тимура, подвергся опале, он нашел убежище в Хорезме. В рассказе об этих событиях, между прочим, упоминается место Сам, в 10 днях пути от Хорезма (Ургенча). По-видимому, следует читать Шам; по русским расспросным сведениям начала XVIII века, так назывался город на пути в Ургенч, в трех днях быстрой и в шести днях медленной езды от берега Эмбы; всего от берега Эмбы до Ургенча ехали не более 10 дней. Смутами в Хорезме воспользовался Шахрух, чтобы в 1412 г. отправить туда отряды из Хорасана и Мавераннахра и после некоторого сопротивления восстановить свою власть в стране (в начале 1413г.). Правителем Хорезма был назначен эмир Шах-Мелик, остававшийся в этой должности до своей смерти (1426). К эпохе управления Хорезмом Мелик-шаха относятся те сведения об Амударье, которые мы находим у Хафизи Абру, придворного историка и географа султана Шахруха. Та часть его географической компиляции, в которой говорится об Амударье и Сырдарье, написана в 820/1417 году. Знавший по книжным источникам о существовании "Хорезмийского озера" (Аральского моря), Хафиз-и Абру в самых определенных выражениях заявляет, что "теперь, т.е. в 820 г., этого озера нет; вода Джейхуна проложила себе [новый] путь" и изливается в Хазарское море в месте Герледи"; дальше прибавлено, что "другое название этого места - Агрыча" (или Огурча) и что "после Хорезма река течет большей частью по степи до того места, где изливается в Хазарское море". О Сырдарье сказано, что она "в Хорезмийской степи соединяется с Джейхуном и впадает в Хазарское море". Положение автора едва ли позволяет заподозрить его в том, что он не знал, куда впадает Амударья. Любопытно также его свидетельство, что берега реки после ее выхода из пределов Хорезма большей частью представляли степь, другими словами, что водой Узбоя в то время еще мало пользовались для целей ирригации. Что касается его слов о тождестве названий Герледи и Огурча, то тут им, вероятно, допущена ошибка; как нынешний вид русла, так и приведенный выше рассказ о плавании сейидов в 1392 г. заставляют предполагать, что река протекала еще некоторое пространство ниже порогов, по определению Глуховского - 193 версты. Русло Узбоя исчезает в трех верстах ниже пересечения рельсов железной дороги; здесь начинается Бала-Ишемская низменность, составлявшая в эпоху впадения Амударьи в Каспийское море продолжение Балханского залива. Свидетельство Хафиз-и Абру о соединении Сырдарьи с Амударьей очень любопытно, но пока не находит себе подтверждения ни в каких других источниках. Подтверждается только, что река изменила свое течение и от Дженда направлялась к юго-западу, в пески; еще Бабур говорит о Сырдарье, что "эта река значительно ниже [города] Туркестана вся впитывается в пески и не соединяется ни с какой рекой" (или морем). Можно полагать, что в течение небольшого промежутка времени этот проток был так многоводен, что мог доходить до Амударьи. Мелик-шаху в 1426 г. наследовал его сын Насир ад-дин Ибрахим; но уже в 1431 г. в страну произвел вторжение с низовьев Сырдарьи юный узбецкий хан Абулхайр266, дед Шейбани; Ибрахим должен был бежать в Кят и Хиву. Вторжение не имело завоевательного характера; по рассказу Абд ар-Раззака Самарканди, узбеки взяли и разграбили Хорезм (Ургенч), после чего ушли в свои степи; Шахрух отправил отряд на кочевья узбеков, который "всех тех дерзких уничтожил и рассеял". По рассказу среднеазиатского историка Абулхайра, Мас'уда Кухистани, который ссылается на слова сына Абулхайра, Суюнич-хана, Абулхайр подверг разграблению только казну правителей Хорезма, а жителям города не причинил никакого вреда; возвращение в степь было вызвано климатическими условиями Хорезма, неблагоприятно отражавшимися на здоровье войска. Как бы там ни было, этот рассказ подтверждает, что Абулхайр очистил Хорезм, не оставив в области ни наместника, ни гарнизона. Лет тридцать после этого мы видим Хорезм под властью другого Джучида, хана Мустафы, противника Абулхайра; о том, когда Мустафа отнял Хорезм у Тимуридов, мы не имеем известий. В 1460 г., по рассказу Хондемира, в Хорезм бежал из Астра-бада потомок Тимура Хусейн, соперник тогдашнего главы Тимуридов, султана Абу Са'ида (1452-1469). Направляясь из Астрабада "в сторону Агрычи (Огурчи) и земли Адак", он через 7 дней достиг Амударьи, "переправился на судах и лодках", вмешался в происходившие в стране смуты, но в конце года заключил мир с Мустафой и вернулся в Астрабад. В 1461 г. он снова бежал из Астрабада на север, заблудился в местности, где его войско много терпело от "близости моря и обилия глины и грязи", и через 3-4 суток после этого достиг Адака. Поссорившись с ханом Мустафой, Хусейн переправился через Амударью и расположился на берегу протока Асаф-угузу ("Проток Асафа"), где разбил отряд подчиненного Мустафе Османа Суфи и после этого взял город Везир, столицу хана. Жителям Везира, которых Мустафа насильно переселил туда для основания города, Хусейн позволил вернуться в Ургенч. Город Везир, как видно из этого рассказа, был основан только при Мустафе; по Абулгази, он находилсл на расстоянии 6 агачей (фарсахов) к западу оу Ургенча, по Дженкинсону - на высоком холме, очевидно, на краю возвышенности Устюрт. Мы видели, что на расстоянии фарсаха к востоку от Ве-зира, "на краю кыра" (плоской возвышенности), находилось селение Кум-кент; другое место на краю возвышенности, Баят-кыры ("Баятская возвышенность"), находилось к северу от Везира. "Проток Асафа", через который переходили на пути от берега Узбоя к Везиру, не упоминается ни в каких других известных источниках. Название Адак есть, по всей вероятности, турецкое слово адак (старая форма), или аяк - "нога", а в применении к рекам - "низовье", "устье". Хондемир употребляет это название, во-первых, для обозначения всей местности по Узбою, во-вторых, для обозначения урочища на левом берегу его. Туркменское племя, жившее вдоль верхней части Узбоя, носило, по словам Абулгази, название адаклы, очевидно, образованное от того же самого слова. Точно определить местоположение урочища Адак мы, к сожалению, пока не в состоянии, хотя это урочище упоминается также в рассказе о действиях в Хорезме Шейбани до завоевания им Мавераннахра, еще в царствование султана Хусейна, который после смерти Абу Са'ида объединил под своею властью все иранские владения Тимуридов и владел также Хорезмом. Об этих действиях Шейбани мы имеем два рассказа, из которых один принадлежит Хондемиру (в том же сочинении Хабибас-сийар), другой - анонимному автору сочинения Нусрат-наме, написанного для самого Шейбанм в 1502 году. В обоих рассказах говорится об одних и тех же событиях, только в различном порядке. По Хондемиру, Шейбани первый раз прошел через Хорезм на пути из Мангышлака в Бухару, причем получил подарки от наместника Хорезма, Насир ад-дина Абд ал-Халика Фирузшаха, и, по-видимому, не причинил вреда области. Во второй раз Шейбани произвел набег на Хорезм. В отсутствие наместника, между прочим, два дня бился под Везиром с хорасанскими войсками без решительного результата, оттуда пошел на Адак, из Адака - на Астрабад, где разграбил область; из Астрабада он вернулся в Хорезм, в находившуюся в его руках крепость Терсек, но здесь получил приглашение от монгольского хана Султан-Махмуда и отправился к нему в Отрар. Автор Нусрат-намё прежде рассказывает о набеге, который, по его словам, произошел в 891 г., в год лошади (1486). Военные действия под Везиром в этом рассказе подробно описываются в качестве геройского подвига узбеков. Под Везиром соединились два десятитысячных отряда из Хорасана, из которых один был приведен Абд ал-Халиком "по хивинской дороге", другой прошел через Адак, где (как показывает употребление глагола бастурмак) проложил себе путь силой. С другой стороны, у Шейбани было всего 600 человек; с этими силами он с утра до вечера бился с двадцатитысячным войском врагов и заставил его отступить в крепость. Хорасанское войско направилось через некоторое время из Везира в Ургенч, откуда был распущен ложный слух о прибытии в Хиву нового десятитысячного отряда под начальством сына султана Хусейна. Шейбани сдал находившийся в его руках Терсек Султан-Махмуд-хану и оставил здесь свой багаж, а сам "взял оружием Адак, который до тех пор не удалось взять оружием ни одному царю", на дальнейшем пути "перешел через Феравские горы" и произвел набег на Астрабадскую область, после чего вернулся в Хорезм. Когда Шейбани возобновил осаду Везира (по-видимому, в следующем году), то отправление из Хорасана тридцатитысячного отряда под начальством сына Хусейна и возмущение некоторых узбецких военачальников побудили его снять осаду и удалиться на зимовку в Мангышлак. Из Мангышлака он (очевидно, следующей весной) пошел через Хорезм на Бухару, получил в Хорезме подарки от Абд ал-Халика и прибыл на Сырдарью, к озеру Каракуль. Из приведенного рассказа видно, что через урочище Адак проходил в XV веке один из главных путей в Хорезм; упоминание "Феравских гор" заставляет предположить, что на этом пути переходили через горы Копет-Даг около Кызыл-Арвата и что, следовательно, Адак находился около порогов на Узбое. По-видимому, местные туркмены не подчинялись ни Хорасану, ни Хорезму; урочище Адак было так сильно укреплено, что взять эту крепость до Шейбани не удалось ни одному владетелю. К сожалению, в рассказе о действиях Шейбани нет никаких подробностей о пути узбецкого войска от Везира до Адака; рассказ Хондемира о походе Хусейна в 1464 г. также очень краток и не дает нам сведений о том, где происходила переправа через Амударью и проходила ли дорога к востоку или к западу от Сарыкамышской котловины (более вероятно, конечно, первое). Все-таки не подлежит сомнению, что в рассказе Хондемира о действиях Хусейна в 1460 г. говорится о течении Амударьи и о переправе через нее на судах в той местности, где теперь находится сухое русло Узбоя. Свидетельство Хондемира тем более заслуживает внимания, что автор, для географических приложений к своим собственным историческим трудам и к Раузат ас-сафа своего деда Мирхонда, заимствует данные не у Хамдаллаха Казвини, а, подобно большинству компиляторов, у географов Х века, с их слов определяет размеры "Хорезмийского озера" и говорит о впадении в него Джейхуна и Сейхуна. В литературе по амударьинскому вопросу это последнее свидетельство Хондемира даже приводилось в доказательство того, что Амударья в его время не могла впадать в Каспийское море. Уже этот один факт показывает, как осторожно следует относиться к словам компиляторов этой эпохи. Что касается рассказа Хондемира о действиях Хусейна, то о жизни этого государя наш историк вообще оставил нам более подробные сведения, чем все прочие источники, и мог получить эти сведения Герате от приближенных самого Хусейна. Хондемир родился в Герате 880/1475-76 г. и прожил в этом городе до сдачи его узбекам в 913/1507-08 г Подобно Мирхонду, он пользовался покровительством известного везира и поэта Мир Али-Шира, который в 904/1498-99 г. вверил ему свою библиотеку. Число компиляторов XIV и XV веков, заставляющих Амударью и Сырдарью по-прежнему впадать в Аральское море, довольно велико. Кроме приведенного выше свидетельства Ибн Фадлаллаха ал-Омари в монографии де Гуе сделана ссылка на труды Абу-л-Фида, Димашки, Ибн Халдуна и некоторых других авторов XIV века; из географов XV века особенное значение придается труду Джурджани, умершего в 881/1476-77 г., вероятно, потому, что этот автор происходил из местности, прилегающей к Каспийскому морю и находящейся только в небольшом расстоянии к югу от Узбоя, следовательно, мог иметь о географических условиях местности более подробные сведения, чем другие. К сожалению, эти ожидания не оправдываются; показания Джурджани обнаруживают безусловную зависимость этого автора от географов Х века, и в особенности от Джахан-наме Мухаммеда Бекрана, и потому не имеют, на наш взгляд, никакого самостоятельного значения. Но ввиду того, что де Гуе и разделяющие его взгляд противопоставляют свидетельство этого автора показаниям Хамдаллаха Казвини, Хафиз-и Абру и Абулгази (рассказы Захир ад-дина и Хондемира тогда не были известны), мы считаем нужным привести полностью перевод отрывков, помещенных, в немецком переводе, в монографии де Гуе. 1. "Море Абескунское, Хазарское, Джурджанское - все названия одного и того же моря; ему придают разные названия, так как все эти места лежат вокруг него. Абескун - небольшое селение на берегу моря, в пределах Джурджана и Мазендерана. Вправо от Абескуна - Дихистан, потом Сиях-кух и страна Балхан, потом Мангышлак, потом Хазар, потом Семендер, потом Дербент хазарский, носящий также название Баб ал-авбаб, и Баку, потом Ширван, Мукан, Арран, Гилян и Дейлем, потом Табаристан, потом Гурган и прилегающие к нему земли, наконец -Абескун. Длина моря от Абескуна до Хазара (земли хазаров) - 260 фарсахов, ширина - 218 фарсахов. Большие реки (джейхуны) изливаются в это море, особенно из Мазендерана, Дейлема и Гиляна. Вода этого моря горько-соленая, кроме тех мест, где в него впадает вода рек и еще не успела смешаться [с морской водой]. И река (джейхун) Итиль впадает в это море". 2. "Озеро Джендское и Хорезмийское. В пределах Дженда есть озеро, которое называют также Хорезмийским. В окружности оно имеет 100 фарсахов, в диаметре - 32 фарсаха; вода его соленая. Река (джейхун) хорезмийская впадает в это озеро, также река шашская и ферганская. Между местом впадения реки хорезмийской и местом впадения рек шашской и ферганской расстояние в 20 фарсахов. Эти обе большие реки, названные мною, и еще несколько меньших впадают в озеро; хотя его размеры невелики и количество воды незначительно, все-таки оно не прибывает. По-видимому, вода имеет сток; возможно, что это упомянутый выше водоворот в Абескунском море. На берегу озера есть горы, носящие название Чагра". 3. "О реках {джейхунах). Большой проток (джуй) называется рекой (руд); большая река называется джейхуном, хотя [слово] Джейхун собственно есть название той большой реки, которая течет мимо Термеза и впадает в Джендское озеро". 4. "Джейхун хорезмийский. Выше было сказано, что название Джейхун собственно принадлежит этой реке, но что многие прилагают его ко всем большим рекам. Джейхун вытекает в стране Вахан из Тибетских гор, течет мимо пределов Бадахшана; в пределах Хуггаляна и Вахша в него впадают пять больших рек, вследствие чего это место носит название Пенджаб. Из Кабадиана он получает еще притоки и доходит до Балхской области, протекает между Балхом и Термезом, потом мимо Келифа, Земма и Амуля, наконец достигает Хорезма, где впадает в озеро Дженда и Хорезма. По берегу Джейхуна считают от Бадахшана до Термеза 13 станций (переходов), от Термеза до Земма - 5, от Земма до Амуе - 4, от Амуе до Хорезма -12, от Хорезма до Джендского озера - б. Из Джейхуна отведен большой канал в сторону Кята, который носит название Кят-хоре. За день пути до прихода к этому каналу298 есть на Джейхуне место, очень опасное для судов, так как русло Джейхуна здесь стеснено двумя горами и вода стремительно низвергается сверху через эту теснину. Там можно провести суда только с большой осторожностью. Зимой поверхность воды покрыта таким твердым льдом, что по нему могут проходить люди и скот. Замерзание начинается со стороны [озера] Дженда и постепенно распространяется до места, лежащего против Хорезма (Кята?)". 5. "Чачская река носит в книгах название Нахр аш-Шаш ("Шашской реки"), так как пишут Шаш вместо Чач. Она вытекает из Туркестана, недалеко от Чигиля, проходит через область Узгенда, потом принимает илакский проток (Ангрен), течет по области Ахсикета, потом через Ходжент, потом через Фараб, наконец через области тюркских и туркменских племен [и впадает] в Джендское озеро". 6. "Пустыня между Хорезмом и Хорасаном настолько известна, что не нуждается в более подробном описании. Ширина ее - около 100 фарсахов". Кроме того, де Гуе замечает, что основательное знакомство Джурджани с этими областями видно также из его таблиц широт и долгот, в которых, между прочим, названы гавань Суль на Мангышлаке, колодец Миянгах в степи между Неса и Хорезмом, упомянутый также у Макдиси, рабат Ферава в Джур-джанской области, пограничное место с впадениями гузов, Джурджания, главный город Хорезма, Кят, второй город, и Дарган, последний город в сторону Бухары. Де Гуе основательно замечает, что только употребление нашим автором слова джечхун в нарицательном смысле могло ввести в заблуждение ученых (Эйхвальд и др.), видевших в словах Джурджани доказательство того, что Амударья в его время одним рукавом впадала в Каспийское море. Но трудно согласиться с мнением де Гуе, что показаниями Джурджани доказывается обратное и опровергаются слова Хафиз-и Абру и других. Самое употребление в конце XV века терминов Джурджания, гузы, хазары и т.п. достаточно показывает, что перед нами только компилятор, черпающий свои сведения из старых книг, а не автор, лично изучивший страну и сообщающий нам результаты своих исследований. Книжное происхождение всех известий Джурджани, за исключением еще не объясненного названия мангышлакской гавани, может быть документально доказано; в тех случаях, где он отступает от текста своих источников, его слова заключают в себе, как мы видели, явные ошибки и несообразности. Так же мало дает нам другой географ, Бакуви, живший в начале XV века. Значение города Баку в эту эпоху видно уже из того, что Каспийское море в то время часто называлось Бакинским. Живя в этом городе, автор имел полную возможность получить подробные и точные сведения о состоянии прикаспийских стран в его время. К сожалению, он не воспользовался этой возможностью; говоря о северном береге моря, он не называет ни монголов, ни Сарая, ни Сарайчика, ни Хаджи-Тархана, а выписывает из книг рассказы об Итиле и хазарах. Не удивительно, что и этот автор, подобно Джурджани, знает только о впадении Амударьи в Аральское море. Мы имеем для XV века еще два свидетельства о впадении Амударьи в Каспийское море, но эти два показания принадлежат авторам, не посещавшим никогда ни Хорезма, ни восточного берега Каспия и не указывающим своих источников. Испанский посол Клавихо, который в 1404 г. на пути в Самарканд к Тимуру переправлялся через Амударью к северу от Балха, называет эту реку Виадме (Аб-и Амуе) и говорит о ней, что она "выходит из гор, протекает по равнинам Самаркандской области и впадает в Бакинское море". Ибн Арабшах, автор "Истории Тимура", написанной в 840/1436- 37 г., говорит при описании похода Тимура на Золотую Орду о Волге (Итиле): "Впадает она (река) в море Кульзумское (Каспийское), подобно Джейхуну и прочим рекам аджемским (персидским)". Ибн Арабшах, вероятно, видел Хорезм, как и устье Волги, собственными глазами: в Астрахани он провел несколько лет. Оба свидетельства могут быть приведены в дополнение к более подробным данным, без которых они, конечно, не имели бы значения. Шейбани завоевал Хорезм в 911/1505 г., незадолго до смерти султана Хусейна. В 1510 г., после поражения и смерти Шейбани, Хорезм на короткое время перешел во власть персидского шаха Исмаила; вскоре после этого произошло новое вторжение узбеков, которым при поддержке местного духовенства, не желавшего примириться с господством шиитов, удалось подчинить себе сначала Везир, потом Ургенч, наконец и южную часть Хорезма и образовать здесь самостоятельное ханство; основателями новой династии были хан Ильбарс и его брат Байбарс. Сведения об истории этого ханства в XIV веке мы получаем почти исключительно из сочинения хана Абулгази, родившегося в 1603 г., вступившего на престол в 1643 г. (в Хиве только в 1645 г.) и умершего в 1663 году. Историю своих предков Абулгази, по его собственным словам, мог написать только по устным рассказам и преданиям за отсутствием письменных источников; оттого в его рассказах много неясного, особенно по отношению к хронологическим датам; но в тех редких случаях, когда мы имеем возможность проверить его рассказ другими, более ранними источниками, слова Абулгази в общем находят себе полное подтверждение. В состав нового ханства вошли также города Атека (Неса, Абиверд, Ду-рун и др.). Атек носил название "Стороны гор" (Таг-бою), в противоположность Хорезму в собственном смысле, или "Стороне воды" (Су-бою), т.е. берегам Амударьи. Вопреки мнению де Гуе, существование такого деления в XVI веке нисколько не доказывает, что Амударья в эту эпоху не могла доходить до Балханского залива. Если Узбой в это время был речным руслом, то и тогда расстояние между городами Атека и этой "водой" остается довольно значительным. Балхан, вопреки словам де Гуе, не входил в состав Таг-бою; сам де Гуе приводит слова Абулгази, где "туркмены, жившие по берегам Амударьи, в Балхане и Дихистане", названы отдельно от Таг-бою и Су-бою и не причисляются ни к той, ни к другой стороне. К Хорезму в собственном смысле (Су-бою) эта часть берегов Амударьи не могла быть причислена; по Кунядарье ниже Везира, по Сарыкамышу и Узбою никогда не было городов, и местность всегда оставалась в руках туркменских кочевников. Хорезмийские ханы старались и этих кочевников подчинить своей власти и обложить данью, что некоторым из них удавалось. В рассказах Абулгази об этих походах сообщаются некоторые географические сведения; о той же местности говорится также при описании междоусобий среди правителей Хорезма и Атека и при описании набегов хорезмийских узбеков на Астрабад и прикаспийские области, ибо мимо Узбоя вела дорога из Хорезма как в Атек, так и в Астрабад. Наиболее подробный рассказ Абулгази об Узбое и населении его берегов относится к царствованию Суфьян-хана. Точно определить время этого царствования не представляется возможным; в этом отношении существует разногласие между Абулгази и персидским историком Хайдером Рази. По Абулгази, Суфьян-хан правил "несколько лет"; его брат и преемник Буджуга-хан был современником бухарского хана Убейдаллаха (1533-1539) и шаха Тахмаспа (1524-1576); Буджуга-хан также правил "несколько лет". Хайдер Рази дает более ясные хронологические указания, но называет Суфьян-хана не предшественником, а преемником Буджуги. По Хайдеру Рази, предшественник Буджуги, умер в 930/1524 г.; Буджуга правил пять лет, после него Суфьян, низложенный в 941/1534-35 г. своим братом Аванешом (по Абулгази, Аванеш мирно вступил на престол после смерти Буджуги). Подробный рассказ Абулгази о посольстве Буджуги к шаху Тахмаспу и о женитьбе шаха на дочери Суфьяна не помогает нам разрешить это хронологическое противоречие, так как пока не находит себе подтверждения в персидских источниках. Во всяком случае, кратковременное царствование Суфьян-хана началось и окончилось между 1525 и 1535 годами. Племя эрсари, жившее около Балхана, убило сборщиков податей хана, который вследствие этого предпринял поход против туркмен. По этому поводу описывается местность по Амударье ниже Ургенча в следующих словах: "В то время идти от Ургенча к Балхану значило идти от одного аула к другому, так как река Аму, пройдя мимо подножия ургенчской крепости, направлялась к восточному [краю] Балханских гор; дойдя до подножия гор, она меняла направление кибли (юго-западное) на западное, дальше текла к Огурче и впадала в Мазандеранское море. По обоим берегам Аму-Дарьи до Огурчи были пашни, виноградники и рощи. Весной [жители] удалялись на возвышенные места; владельцы стад в период оводов и комаров уходили к колодцам, находившимся на расстоянии одного или двух переходов, а после исчезновения комаров возвращались к берегу реки; населенности и цветущему состоянию [местности] не было пределов. От Пишгаха (букв. "Передняя часть", "Фасад") до [урочища] Кары-кичит (букв. "Старушечий брод") жило племя адаклы-хызыр, от (урочища) Кары-кичит до западной стороны Балханских гор по обеим берегам - племя али, оттуда до места впадения [реки] в море - племя тиведжи ("погонщики верблюдов"). Но не будем больше отклоняться от своего рассказа". Пишгах упоминается у Абулгази несколько раз; из его слов видно, что так назывались колодцы на расстоянии одного большого перехода от Ургенча, притом на левой стороне реки, так как на пути из Пишгаха в Ургенч приходилось переправляться через Амударью; к Пишгаху приходили направлявшиеся к Ургенчу от колодцев Куртыш. Урочище Кары-кичит упоминается только в этом одном месте, так что местоположение его остается неизвестным; вероятно, оно находилось ниже порогов, так как название племени адаклы, несомненно, имеет связь с названием урочища Адак. Суфьян-хан разбил туркмен; остатки их бежали в урочище Чутак, находившееся в трех переходах к северу от Балхана. Абулгази много раз лично посетил это урочище; оно было почти недоступно для нашествия врагов, так как в него вела только узкая тропа, но было совершенно лишено воды; если бы не последнее обстоятельство, то урочище могло бы выдержать без вреда самую продолжительную осаду. Недостаток воды заставил туркмен сдаться и прибегнуть к заступничеству младшего брата хана, благодаря которому они получили помилование. Все племена были обложены данью; племена, жившие по Амударье и носившие общее название уч-иль ("три племени"), платили десятину со всех пашен; с племен али и тиведжи взимался также налог со стад; племя адаклы должно было доставлять хану нукеров. Все эти подробности в устах автора, достоверность которого вообще признает сам де Гуе, несомненно, заслуживают внимания и едва ли позволяют принять объяснение рассказа Абулгази, предложенное тем же ученым. Абулгази прожил среди балханских туркмен около двух лет (1639-1641); в это время он, по мнению де Гуе, видел русло Узбоя и слышал о нем рассказы от туркмен. Кочевники знали только, что когда-то здесь протекала Амударья; для обозначения далекого прошлого у необразованных людей нет более сильного выражения, как "сто лет тому назад"; такое же выражение о старом русле реки употребили балханские туркмены в разговоре с путешественником Вудруфом, бывшим здесь в 1743 году. Тоже самое, вероятно, слышал Абулгази, но понял слова "сто лет" буквально; поэтому он в своих рассказах о походе Суфьян-хана и других событиях первой половины XVI века исходил из того представления, что в эту эпоху река доходила до Балханского залива, и соответственно этому излагает происходившие в этой местности военные действия и т.п.. Теперь, когда известны рассказ Захир ад-дина о плавании сейидов и рассказ Хондемира о походах Хусейна, едва ли можно утверждать, что рассказ Абулгази стоит так одиноко среди других известий, как полагал де Гуе, и едва ли может быть оправдано безусловно скептическое отношение к этому рассказу, тем более что в самом тексте Абулгази нет никаких неясностей и противоречий. Две странные фразы, отмеченные в монографии де Гуе (в одной говорится, что река только от Балхана принимает юго-западное направление, в другой - что пашни вдоль реки составляли "непрерывный ряд"), находятся только в переводе Демезона, которым пользовался де Гуе, а не в подлиннике. Де Гуе видит "непримиримое противоречие" еще в том, что жители берегов реки, с одной стороны, описываются как земледельцы, с другой - кочуют летом и осенью со своими стадами; дорога вдоль берегов реки идет "от аула к аулу" и в то же время вдоль пашен, садов и виноградников. Между тем жизнь современных туркмен по берегам Атрека и Гюргена показывает, что в их быту довольно высокое развитие земледелия не исключает сохранения некоторых привычек кочевой жизни, что совершенно отказываются от перекочевок и остаются круглый год на берегах рек только бедняки, у которых почти нет скота, как и в рассказе Абулгази перекочевывают только "владельцы стад". Если бы у Абулгази говорилось не о туркменских запашках, а о городах и многолюдных селах, то его рассказ находился бы в противоречии с остальными источниками и потому возбуждал бы гораздо больше сомнений. Несколько лет спустя, в царствование Аванеш-хана, брата Суфьяна и Буджуги, в стране произошли смуты, которыми воспользовался бухарский хан Убейдаллах, чтобы в 1538 г. овладеть Хорезмом. Начало смутам положил, по рассказу Абулгази, набег юного Дин-Мухаммеда, сына Аванеш-хана, из Ургенча на Астрабад и Мазендеран. Дин-Мухаммед шел вдоль берега реки до тугая Чекдалик, оттуда к колодцам Динар. Первое урочище упоминается только в этом месте; колодцы Динар, по справедливому замечанию де Гуе, отмечаются и на современных картах (к юго-западу от Игды). Отправившись оттуда, Дин-Мухаммед имел столкновение со сборщиком податей Мухаммед-Гази-султана, владетеля Дуруна, и отнял у него верблюдов и баранов. За это люди Мухаммед-Гази-султана на обратном пути схватили Дин-Мухаммеда и отправили его в Дурун; часть его свиты, спасшаяся бегством, от стыда не решалась вернуться в Ургенч без царевича и осталась "на большой дороге, в Курдыше (Куртыше), прося милостыню у людей". Мимо того же урочища прошел и Дин-Мухаммед, которого его враг связанным отправлял к его отцу. У Куртыша было в то время много аулов; Дин-Мухаммед, стыдясь своих оков, упросил своих спутников не останавливаться там и проехать еще некоторое расстояние. Когда они расположились отдыхать, явились товарищи Дин- Мухаммеда, перебили стражу, освободили своего султана и вместе с ним вернулись в Ургенч, где он тотчас принял меры для отмщения своему врагу. Убейдаллах, завоевав Хорезм, оставил в Ургенче своего сына Абд ал-Азиза. Хорезмийские царевичи, избежавшие бухарского плена, удалились к Дин- Мухаммеду, который во время предшествовавших смут овладел Дуруном. Некоторые царевичи из Ургенча переправились через реку на судах, так как "в то время между Ургенчем и Везиром ходили суда". Дин- Мухаммед и его союзники решили идти на Ургенч и на пути остановились в Куртыше; здесь они созвали знатных людей племен адаклы-хы-зыр, просили у них помощи и обещали им в случае успеха свободу от податей и почетное место на левой стороне, наравне со знатными узбецкими родами. Туркмены доставили им 1000 человек, вместе с которыми войско царевичей достигло трех тысяч; с этими силами они дошли до Пишгаха, но не решились продолжать путь на Ургенч, а направились в сторону Хивы и Хазараспа. Победа их в этих местах заставила Абд ал-Азиза очистить Ургенч и освободила страну от бухарского ига. После ухода бухарцев в Хорезме возобновились смуты; в рассказах Абулгази об этих событиях нет данных о местностях по Узбою. Эти смуты окончились в 1558 г. возведением на престол Хаджи-Мухаммеда, или Хаджим-хана (деда Абулгази), под непосредственным управлением которого сначала находился только город Везир. В том же 1558 г. в Хорезм прибыл англичанин Антоний Дженкинсон - насколько известно, единственный европеец, посетивший в XVI веке Хорезм и оставивший описание своего путешествия. Дженкинсон, посланник королевы Елизаветы и агент торговой компании, основанной в Англии для развития торговли с "Московией", приобрел расположение Иоанна Грозного и получил от царя рекомендательные письма, когда отправился из Москвы через Казань и Астрахань в Среднюю Азию, чтобы вновь исследовать торговый путь в Китай. Дженкинсон и его спутники в начале августа 1558 г. покинули на корабле Астрахань и плыли к востоку, останавливаясь по дороге несколько раз, между прочим, около устьев Яика и Эмбы. Мели около входа в Мертвый Култук заставили их быстро повернуть на юг; "чем дальше они плыли, тем выше становился берег"; наконец они достигли залива, где южный берег был выше северного; здесь около мыса их настигла буря, продолжавшаяся три дня. Текст Дженкинсона в этом месте крайне неясен, но, по-видимому, его слова надо понимать в том смысле, что буря помешала им достигнуть мангышлакской гавани, находившейся "на 12 лье (36 англ. миль) внутри одного залива", и заставила их пристать к низменному (северному) берегу того же залива. Оттуда они отправили людей к местному правителю и, получив от него благоприятный ответ на свою просьбу - дать средства для путешествия в Везир, 3 сентября покинули свой корабль. Несмотря на некоторые притеснения со стороны туркмен, англичане 14 сентября могли отправиться в путь, "образуя караван в 1000 верблюдов". По справедливому замечанию де Гуе, англичане, конечно, не могли бы приобрести такого количества верблюдов в той пустынной местности, где сперва высадились; едва ли они даже нуждались в таком количестве для привезенных ими товаров; очевидно, они пристали к большому каравану, направлявшемуся из Мангышлака в Хорезм. Через пять дней караван прибыл во владения Тимур-султана, правителя Мангышлака, который взял с Дженкинсона в виде пошлины девятую часть его товаров, ценностью в 15 рублей, но зато дал ему охранный лист и коня ценностью в 7 рублей. Этот Тимур-султан, брат Хаджим-хана, упоминается и у Абулгази. Покинув ставку султана, караван шел "20 дней по пустыне от берега моря, не встречая ни города, ни жилищ, неся с собой съестные припасы для всего этого времени; необходимость вынудила нас (очевидно, припасы оказались недостаточными) съесть одного из моих верблюдов и лошадь; то же самое сделали и другие. Все эти двадцать дней мы не встречали воды, кроме той, которую добывали из старых, глубоких колодцев, но и она была очень горькой и соленой; иногда проходило два-три дня даже без такой воды. 5 октября мы снова прибыли к заливу Каспийского моря", где "мы нашли воду очень свежей и вкусной". У этого "залива" они уплатили пошлину таможенным чиновникам туркменского царя, остались там день отдохнуть, выехали оттуда 4 октября (sic!) и 7-го прибыли к "замку Sellizure", т.е. к городу Везиру (Шехр-и Везир). О заливе делается еще следующее замечание: "Заметь, что в прежние времена в этот залив впадала большая река Окс, имеющая свои истоки в Паропамисских горах, в Индии; теперь она сюда не доходит, но впадает в другую реку, называемую Ардоком, которая течет к северу, теряется в земле, протекает под почвой около 1000 миль, потом снова выходит на поверхность и впадает в озеро Китай". О Везире говорится, что он "расположен на высоком холме, где живет царь, называемый каном (ханом); его дворец выстроен из земли (из глины) очень плохо и не представляет сильного укрепления; народ беден и ведет только небольшую внутреннюю торговлю. К югу от этого замка - низменная местность, но очень плодородная, где растет много хороших плодов". Из последних названы дыни и арбузы, из хлебных растений Jegur (джугара). Все каналы, орошавшие местности, были проведены "из реки Окса, к великому ущербу для означенной реки; по этой причине она не впадает в Каспийское море, как в прежние времена, и через короткое время, вероятно, вся местность будет разорена и обратится в пустыню вследствие недостатка воды, когда река Окс истощится". Передав Хаджим-хану письма московского царя и получив от него охранный лист, Дженкинсон 14 октября уехал из Везира и 16-го прибыл в Ургенч, где, так же как в Везире, заплатил пошлину и получил охранный лист от местного правителя Али-султана, который, как мы знаем из слов Абулгази, владел большею частью "обоих юртов", т.е. Таг-бою и Су-бою, и был самым могущественным представителем династии, хотя ханский престол занимал его двоюродный брат Хаджим. Город Ургенч находился в равнине и был окружен земляным валом, всего в 4 мили в окружности. Базар состоял из длинной крытой улицы; но вследствие бывших перед тем продолжительных междоусобий значение города совершенно упало; было немного купцов, и даже те были очень бедны, так что Дженкинсон во всем городе не мог продать и четыре куска саржи. Товары привозились из Бухары и Персии, но в ничтожном количестве. Только 26 ноября англичане выехали из Ургенча и шли 100 миль вдоль берега Окса, потом "переправились через другую большую реку, называемую Ардоком", где заплатили большую пошлину. О реке Ардок говорится в несколько иных выражениях, чем раньше: "Река Ардок велика и очень быстра, вытекает из упомянутого Окса, проходит около 1000 миль к северу, там теряется в земле, протекает под ней около 500 миль, снова выходит на поверхность и впадает в озеро Китай". Дальнейший путь до Кята, куда англичане прибыли 7 декабря, не описывается. Дальше караван шел в небольшом расстоянии от правого берега Амударьи почти до самой Бухары, которой достиг 23 декабря. В Бухаре Дженкинсон прожил зиму и убедился в полном упадке торговли между Бухарой и Китаем. В сопровождении послов от владетелей Бухары и Балха он решил вернуться в Россию и на пути пробыл 8 дней в Ургенче и Везире для снаряжения каравана. Здесь к нему присоединились послы из Хорезма, отправлявшиеся в Москву с болышим страхом, так как перед тем долго не было посольств из "Тартарии" в Россию. 2 апреля Дженкинсон выехал из Везира и 23-го достиг берега Каспийского моря. Слова о пресной воде и о прежнем течении Амударьи едва ли позволяют сомневаться в том, что Дженкинсон принял за залив Каспийского моря не Айбугир, как думали Ленц и де Гуе, а Сарыкамыш. На карте Дженкинсона изображен длинный залив, который тянется от Каспийского моря к востоку почти до города Везира. Это показывает, что караван мог подойти к Сарыкамышской котловине только с восточной, а не с западной стороны, т.е. что и тогда не было соединения между Аралом и Сарыкамышем. Русла Амударьи Дженкинсон около Сарыкамыша, по-видимому, не видел, так как впервые упоминает о реке при описании местности к югу от Везира. В Везире ему, по всей вероятности, рассказали, что река уже не доходит до Каспийского моря; он пришел к заключению, что местом прежнего впадения реки мог быть только виденный им "залив". Вообще текст Дженкинсона в том виде, как он дошел до нас, оставляет крайне неясным вопрос, как представлял себе автор течение Амударьи. В одном месте сказано, что река впадает не в Каспийское море, как прежде, а в другую реку, Ардок; объясняется, что река перестала доходить до моря вследствие множества оросительных каналов, проведенных из нее в окрестностях Везира. Дальше оказывается, что не Окс впадает в Ардок, а Ардок вытекает из Окса, притом значительно выше Везира, так что образование этого протока или увеличение количества воды в нем могло отразиться на условиях орошения в окрестностях Везира, но не наоборот. На карте Дженкинсона проток Ardock отделяется от реки Ougus и направляется к северу; несколько ниже Ougus разделяется на два рукава; северный рукав течет мимо "Urgence" (на правом берегу) и "Shaysure", т.е. Везира (на левом), и теряется в песках; южный - впадает в длинный залив Каспия, т.е. в Сарыкамыш. Но такой вид берегов Амударьи, особенно местоположение Везира, мало соответствует как рассказу самого Дженкинсона, так и другим источникам. Под Ардоком Дженкинсон, несомненно, понимает нынешнее главное русло Амударьи, Курдер арабских географов, проток, вытекавший из реки несколько ниже Кята. Дженкинсон ехал, вероятно, по той же дороге, по которой в 1333 г. проехал из Ургенча через Кят в Бухару Ибн Баттута и по которой впоследствии шли войска Тимура. Проток, который у Ибн Баттуты совсем не упоминается и еще в эпоху Тимура не имел почти никакого значения, ко времени Дженкинсона обратился в широкий и многоводный рукав, хотя настоящим "Оксом" Дженкинсон все еще мог считать рукав, протекавший мимо Ургенча и Везира. Еще труднее объяснить, как возникло представление Дженкинсона о подземном течении Ардока и о лежащем на далеком севере озере Китай. Из двух мест, где говорится о подземном течении, ближе соответствует представлению самого Дженкинсона, по-видимому, первое; по крайней мере на карте Ардок протекает на север не 1000 миль, а только небольшое расстояние и оканчивается небольшим озером; значительно севернее, на одной широте с Пермью, помещено озеро Kitaia, в которое впадает река Sur (Сыр) и из которого вытекает река ОЬа (Обь); на левом берегу последней помещен город Siber (Сибирь). Можно допустить, как и полагает де Гуе, что в воспоминаниях Дженкинсона рассказы об Иртыше и озере Зайсан смешались с рассказами об Аральском море; де Гуе приводит слова другого автора XVI века, у которого Иртыш носит название Ardoh. На Аральское море, во всяком случае, указывает название реки Sur, протекавшей в небольшом расстоянии от Ташкента (Taskent), хотя Дженкинсон заставляет реку протекать огромное пространство на север. Замечательно, что на карте в реку Sur впадает река Amow, протекавшая мимо Бухары (Boghar) и Кермине (Kyrmina); другими словами, Дженкинсон прилагает к Зеравшану название, принадлежащее Амударье, и заставляет Зеравшан впадать в Сырдарыо. Предсказание Дженкинсона, что посещенная им местность обратится в пустыню, исполнилось очень скоро. Абулгази рассказывает, что за тридцать лет до его рождения "река Аму проложила себе путь от тугая Кара-Уйгур, выше Хаст-минаре, направилась к крепости Тук и стала впадать в море Сыра (Сырдарьи); по этой причине Ургенч обратился в пустыню (чуль). Население (pa'uйam), хотя Ургенч и обратился в пустыню, все-таки осталось жить там; войско (сипах) с ханом во главе весной уходило на берега реки Аму обрабатывать поля и после собрания жатвы возвращалось в Ургенч". Год рождения Абулгази - 1603 г.; итак, описанное им событие произошло лет через 15 после путешествия Дженкинсона. Урочище Хаст-минаре упоминается у Абулгази несколько раз, притом на левой стороне реки; де Гуе считает его тождественным с местом Хас, которое, как мы видели, упоминается у географов Х века и в рассказах о походах Тимура, но помещается на правом берегу. Мы видели, что Макдиси помещает Хас на расстоянии одного перехода ниже Кята; мы знаем также, что приблизительно на таком же расстоянии от Кята (4 фарсаха) находился исток канала Курдер, нынешнего главного русла. Расположенное в месте разветвления двух главных рукавов реки, селение Хас должно было получить некоторое значение, что подтверждается фактом постоянного упоминания его в рассказах о походах Тимура. Таким образом, указанное у Абулгази место поворота реки действительно соответствует тому месту, где от прежнего главного русла отделяется проток, в который потом направилась вся вода реки. Что касается крепости Тук, то она после поворота реки была одним из ближайших к Ургенчу пунктов на Амударье. В рассказе об одном хорезмийском царевиче Абулгази заставляет этого царевича вечером отправиться из Тука и в полночь достигнуть Ургенча; перед этим тот же царевич рано утром видел стены Ургенча с вершины крепости Тука. В 1602 г. из одного места немного выше Тука был прорыт канал; вода текла через урочище Куйгун в "горько-соленое море" (аджи тенгиз), т.е. в Арал. Де Гуе полагает, что речь идет о рукаве Куванш-Джарме, теперь обратившемся в главное устье реки. По мнению де Гуе, Абулгази преувеличил значение события 1575 (или 1573) г.; его слова "направилась к крепости Тук" являются результатом его "фантастического представления", будто новое русло Амударьи образовалось только в эту эпоху. В словах Дженкинсона об Ардоке де Гуе видит несомненное доказательство, что уже в середине XVI века главное русло реки, по крайней мере от плотины (Бенд), где отделяется рукав Лаудан (70 верст от Ку-ня-Ургенча), находилось там же, где теперь; событие, рассказанное у Абулгази, могло состоять только в том, что один канал ниже Кята, вероятно Курдер, сделался главным руслом; перемена касалась только части реки ниже Кята и выше Бенда. Что касается протока, направлявшегося к Ургенчу, то размеры его увеличились вследствие разрушения монголами в 1221 г. плотины, очевидно, потом не восстановленной; оттого проток мог доходить до Везира и дальше; но ко времени путешествия Дженкинсона уже началось засыпание его песками, и вскоре после этого он совершенно высох. Последнее явление объяснено у Абулгази, по мнению де Гуе, неверно; вероятно, оно было вызвано устройством плотины у Бенда; Абулгази слышал рассказы о старом протоке и ошибочно сблизил эти рассказы с туркменскими преданиями о прежнем течении реки к Каспийскому морю. Все эти доводы разбиваются о тот простой факт, что Абулгази вовсе не говорит, будто река только около 1575 г. перестала впадать в Каспийское море, а только определяет время, когда река перестала протекать мимо Ургенча. Последний факт имел такое значение в жизни хорезмийских узбеков, что неверное определение времени или причин этого явления само по себе маловероятно. Что событие действительно произошло в царствование Хаджим-хана, доказывается словами современника этого хана, турецкого автора Сейфи, писавшего в 990/1582 г.: "Всевышний бог за что-то прогневался на них (хорезмийцев); реку Джейхун он повернул от Ургенча, столицы Хорезма; теперь река изменила свое течение и стала протекать на расстоянии нескольких дней пути от города". Из этих слов видно, что современники объясняли это событие "гневом божиим", т.е. что оно действительно имело характер неожиданного явления природы, а не было естественным последствием человеческого сооружения вроде плотины. Едва ли необходимо понимать слова Абулгази в том смысле, будто река в это время прорыла себе совершенно новое русло, а не направилась по одному из существовавших каналов. Проток, направлявшийся к Аральскому морю, несомненно, существовал гораздо раньше, хотя вполне возможно, что только после рассказанного события он стал достигать Арала. По крайней мере, нет никаких доказательств противоположного; даже рассказ Дженкинсона заставляет предполагать, что "Ардок" терялся в песках до достижения того озера, в которое впадал Сыр. Соединение Сырдарьи с Аральским морем, очевидно, было восстановлено значительно раньше, но о том, когда это произошло, мы не имеем известий. В упомянутом рассказе о действиях Шейбани около 1486 г. говорится, что когда Шейбани, после возвращения из Адака, вторично осаждал Везир, некоторые беки остались "у места впадения Сыра", но из текста не видно, говорится ли о впадении Сыра в Амударью (как у Хафиз-и Абру) или в Аральское море. Из того, что Абулгази называет Аральское море "морем Сыра", можно заключить, что, по его представлению, река всегда текла в это море. Вопреки мнению де Гуе, маловероятно, чтобы местность по нижнему течению Сырдарьи в эту эпоху жила одной жизнью с Хорезмом. Абулгази говорит, что от города Везира прежде зависело несколько городов, имевших каждый своего правителя, но что ко времени завоевания Хорезма узбеками осталось только два таких города, Терсек и Яны-шехр. Де Гуе считает этот Яны-шехр тождественным с известным городом на нижнем течении Сырдарьи; но в таком случае зависимость города от Везира, от которого он был отделен еще более обширным расстоянием, чем от Ургенча, становится совершенно непонятной. Во время междоусобий, предшествовавших бухарскому завоеванию 1538 г., Султан-Гази-султан (брат убитого Дин-Мухаммедом Мухаммед-Гази) стоял в Везире, Аванеш-хан и его сторонники - в Ургенче; Султан-Гази ожидал помощи из Яны-шехра, но правители этого города медлили, так что Аванеш-хан предупредил их, разбил войско Султан-Гази у Кумкента и занял Везир. Царевичи, отправившиеся из Яны-шехра, недалеко от Везира узнали, что Султан-Гази выступил к Кумкенту, быстро двинулись туда, но нашли там только поле битвы со множеством трупов и узнали о поражении и смерти своего союзника. Вместо того чтобы вернуться в Яны-шехр, они направились в Бухару, причем прошли "выше Ургенча". Из этого рассказа можно заключить, что Яны-шехр находился в довольно значительном расстоянии от Везира, но, вероятно, в западном или северо-западном направлении. Это подтверждается тем, что первый владетель этого города, Байбарс, брат Ильбарса, постоянно совершал набеги на балханских и мангышлакских туркмен. Из слов Абулгази видно, что после поворота реки земледелие в окрестностях Ургенча, следовательно, и ниже вдоль прежнего русла, стало невозможным. Из жителей Ургенча земледелием занимались только узбеки, вероятно, обрабатывавшие поля при помощи рабов. Они должны были перенести свои пашни на берег нового русла, но после жатвы возвращались в Ургенч, где продолжали жить горожане, сарты, очевидно, занимавшиеся исключительно ремеслами и торговлей. Таким образом, для орошения полей воды было слишком мало, но в течение некоторого времени еще оставалось вполне достаточное количество для питья. Не только в Ургенче и Везире, но и вдоль Узбоя жизнь прекратилась не сразу. Туркменское племя эрсари, вытесненное мангытами (ногайцами) с Мангышлака, удалилось к колодцам Куртыш и Орта-кудук (Орта-кую); в 1595 г. сюда прибыли из Персии Хаджим-хан и его сыновья получили от эрсари 500-600 человек и направились дальше через Пишгах к Ургенчу. Везир в последний раз упоминается у Абулгази под 1623 г.; в этом году вступил на престол старший брат Абулгази Исфендияр-хан и дал в удел самому Абулгази Ургенч, а младшему брату Шериф-Мухаммеду - Везир. Абулгази и Шериф-Мухаммед возмутились против своего брата, но не имели успеха; около 1625 г. ургенчские узбеки рассеялись; часть их ушла в Бухару, часть к казакам (киргизам) и часть к мангытам (ногайцам). Через несколько лет 200 богатых узбекских семейств вернулись из Бухары, но поселились не в Ургенче, а в Арале - географический термин, впервые встречающийся в эту эпоху. Под Аралом, по словам Абулгази, понимали "место, где река впадает в море". Так как слово "Арал" значит "остров", то, по мнению де Гуе, это название могло прилагаться к дельте реки, т.е. к острову, образованному ее главными рукавами и морем, но возможно, что так назывался какой-нибудь местный владетель: у Абулгази встречается и личное имя Арал. Первое предположение кажется нам более основательным. Итак, Аралом первоначально называлась дельта реки, и уже отсюда море, в которое впадала река, получило название Аральского. Ургенч в качестве торгового города существовал еще во второй половине XVII века, может быть, и позже; но постепенно жизнь из Ургенча и Везира перешла отчасти в дельту Амударьи, отчасти в южные города ханства, которые теперь получили главное значение. Ургенчское, или, по русской терминологии, "Юргенское", ханство превратилось в "Хивинское". Еще Хаджим-хан в 1598 г., после освобождения страны от бухарского ига, при раздаче уделов оставил за собой Ургенч и Везир; в 1600 г. он уступил эти города своему старшему сыну и отправился в Хиву к своему другому сыну Араб-Мухаммеду. Последний в 1602 г. наследовал своему отцу и остался в Хиве, хотя несколько раз посещал Ургенч. Исфендияр-хан (1623-1642) также жил в Хиве. Абулгази в 1643 г. был провозглашен ханом в Арале, в 1645 г. занял Хиву и с тех пор всегда возвращался из своих походов в этот город. Незадолго до поворота реки, в половине XVI века, начались торговые и дипломатические сношения России со среднеазиатскими ханствами, между прочим - и с Хорезмом. Торговые сношения должны были начаться после 1554 г., т.е. после присоединения к России Астрахани. По русским источникам, "гости" (купцы) из "Юргенча" прибыли в Астрахань уже в июле 1557 г.; послы "из Юргенча от царя Хадчима" (Хаджим-хана) достигли Москвы в октябре 1558 г.; вместе с ними упоминаются и бухарские послы. Очевидно, здесь допущена некоторая хронологическая ошибка, так как ясно, что говорится о том посольстве, которое прибыло из Средней Азии с Дженкинсоном. После этого несколько раз приезжали хорезмийские посланцы в Россию и русские в Хорезм; в 1592 г. персидский гонец, рассказывая в Москве о хорасанских событиях, мог прибавить: "То вам будет самим ведомо от посланника вашего, которой у Юргенского Азима царя. Тем не менее мы не находим в русских источниках XVI века никаких известий о повороте реки и вообще никаких подробностей о происходивших в Хорезме событиях. Первое русское посольство, оставившее описание своего путешествия, относится к 1614 году. Послы Михаил Тихонов и Алексей Бухаров отправились через Хорезм в Персию и выехали из Самары 25 марта; перед этим они собрали сведения о предстоявшем им пути, но могли получить эти сведения только от восточных купцов; из русских в Самаре не было никого, "кто б знал дорогу хотя до Юргенчи, не токмо до Кизылбашской земли (Персии); нихто не знает дале Яика". Из Самары шли две недели до Яика, оттуда четыре недели до Эмбы, откуда вернули провожатых, взятых из Самары, и отправились дальше в "опчестве юргенских и бухарских тезиков". О дальнейшем пути нам известны только расспросные сведения, причем не сказано, насколько эти сведения потом подтвердились. Послам говорили, что "от Енбы реки до Шама лехким делом, о двуконь, три дни, а их ходом, как они в те поры шли, чаеть ходу вдвое. А говорят де бухарцы и юргенцы, что они начаютца от Енбы дойти и до Юргенча в десять ден, а больши де себе тово ходу до Юргенча от Енбы не чают". Послами были взяты с собой подарки для разных лиц, между прочим "в тюрхменской земле на Шаме царя Арапову свату Хозе (Ходже) пара соболей для того, чтоб тюрхменцом велел лошади и верблюды продавать и в наем давать"; также "на заставе на Куйгу на реке (ниже: "на Куйгуне реки"), от Юргенчи за 20 верст, ясаулу Кутоку з дьяком 3 пары соболей для того; тотарове хотели сильно рухлядь смотрить и грабить, и он не дал". 27 мая прибыли "в Юргенчь к царю Арапу... на качевье в торговище Бовод"; из другого места видно, что это кочевье находилось "блиско озера" (Кара-куль?). Из Ургенча выехали 28 июня и 16 июля "пришли в первой шахов город в Дрюнь" (Дурун). Об этой части своего пути ими раньше были собраны следующие сведения: "...итти им из Юргенчь к шаховым городом, на первой на шахов город на Корасан степью, на верблюдех, для того, что место будет безводно; а были в тех местех, куды им будет из Юргенчь итти, копани и озера, и те копани и озера юргенской Арап хан царь велел по-засыпать землею, и лошади мертвые метали, и мышьяки сыпали для того, что блюлся от шаха юргенской войны; а то де им ведомо, что шах с юргенским ныне в дружбе: торговые люди на обе стороны торговать ездят". Из этого можно заключить, что процесс высыхания страны после поворота Амударьи был искусственно ускорен при Араб-Мухаммеде (1602-1622), опасавшемся нашествия на Хорезм со стороны Аббаса Великого. К сожалению, не сказано, насколько при проезде купцов подтвердились рассказы о полном безводии местности. Какие сведения об Аральском море, Амударье и Хорезме имелись в Московской Руси в начале XVII века, видно из любопытной "Книги, глаголемой Большой Чертеж", издававшейся несколько раз; мы пользуемся изданием Г.И.Спасского (Москва, 1846), сделанным по поручению Имп[ераторского] Общества истории и древностей российских. Самый чертеж был составлен или дополнен около 1600 г., а книга к нему написана в 1627 году. По этой книге: "...От Астрахани Хвалимским морем вдоль до Юргенской земли, 1200 верст, а поперег Хвалимским морем, от усть реки Яика, до Кизылбашской земли (Персии) 800 верст... А от Хвалимского моря до Синего моря, на летний на солнечный восход прямо, 250 верст. А Синим морем до усть реки Сыра 280 верст, а поперег Синим морем 60 верст. А в Синем море вода солона. Из Синего моря вытекла река Арзас и потекла во Хвалимское море. А в реку Арзас с востоку пала река, Амударья; протоку Амударьи реки 300 верст. А Арзаса протоку 1060 верст. А от Синего моря 300 верст Урук гора; вдоль Уру-ка горы 90 верст. Из горы потекли три реки: река Вор, течет в реку в Яик, в нощь; река Иргыз, течет в езеро Акбашль, на восток; река Гем, течет на полдень, к Хвалимскому морю, и пала, не дошед до моря, в езеро. А к Синему морю, от Иргыз реки 280 верст, пески Барсук-кум поперег того песку 25 верст; да пески Кара-кум от Синего моря 200 верст. Пески Кара-кум вдоль 250 верст, а поперег 130 верст. А те три пески прилегли к Синему морю к берегу. В Синее моря с востоку пала река Сыр... . А противу града Бухара 170 верст потекла река из езера Угус, по нашему Бык, в Хвалимское море: протоку 1000 верст. А на реке на Угус град Каган, живет в нем Юргеченского царя брат. А от Каган града 220 верст, к Хвалимскому морю, град Иргенчь, от реки Арзаза 50 верст; а от Хвалимского моря 400 верст. А вод под ним ни рек, ни озер, в чертеже не написано". Последнее показывает, что чертеж был составлен после поворота реки. Составители чертежа, очевидно, хорошо знали местность к северу от Аральского моря, пески Барсук-кум и Кара-кум, Мугоджарские горы и вытекающие из этих гор реки Иргиз (вернее, его правые притоки) Орь и Эмбу; но об Амударье, Сырдарье и о притоках обеих рек они имели только самое смутное представление. "Синим морем" назван, конечно, Арал, хотя еще Дженкинсоном это название прилагалось к одному из заливов в северной части Каспия. Арзас, вероятно, тождествен с Ардоком Дженкинсона, хотя составители чертежа заставляют эту реку вытекать из Аральского моря и впадать в Каспийское. Де Гуе и здесь предполагает смешение с Иртышом, что маловероятно, так как Иртыш назван отдельно, в качестве притока Оби. Амударья названа два раза, один раз как приток Арзаса, другой раз как река, впадавшая в Каспийское море, причем во втором случае название Угуз по ошибке отнесено не к реке, а к озеру, из которого она вытекала. Под Каганом, по мнению де Гуе, следует понимать Кят. Конечно, данные "Большого Чертежа" не могут служить доказательством, что соединенное Арало-Сарыкамышское озеро еще в начале XVII века существовало и имело связь с Каспийским морем. Более точные данные неопровержимо доказывают, что с того времени до наших дней в бассейнах Арала и Каспия не произошло существенных перемен. Печатается по т. 11 сочинений Л.Н. Гумилева (источник - http://kungrad.com/)