Я. Гулямов

ИЗ ИСТОРИИ ИРРИГАЦИОННОЙ ТЕХНИКИ В ХОРЕЗМЕ

Общественные работы и мирабство

В ирригационном хозяйстве Хорезма были установлены мелкие территориальные общины водопользователей, так называемые «джабди». Их размеры, однако, не были точно определены. Лишь при Мухаммед Рахим-хане I (1806—1825) установили размер джабди в десять танапов. В Южном Хорезме, где достаточно хорошо были разработаны нормы водопользования, вода, орошающая десять танапов земли, считалась за одно «су», а пользователи одного «су», как территориальная община водопользователей, назывались «джабди».

Независимо от количества хозяйств, каждая джабди имела своего начальника, которого называли «джабди-баши» (глава джабди). Джабди, как низшая и организованная единица водопользователей, была ответственна за организацию общественных работ перед верховной администрацией. О созыве на казу и на другие виды общественных работ извещался джабди-баши, который обязан был выделить от джабди одного рабочего. Если джабди объединял несколько малоземельных хозяйств, они договаривались между собой, снаряжали одного человека и отправляли на работу.

Если размер джабди (десять танапов) совпадал с размером владения одного лица, то в таком случае владелец сам выступал в качестве джабди-баши и вынужден был выделить одного рабочего за свой счет. Часто размеры земель баев, духовенства, чиновников и членов правящего дома в несколько раз превышали размеры джабди, однако, независимо от этого, их считали за один джабди и требовали от них только одного рабочего. На практике же такие хозяйства вообще освобождались от участия в общественных работах. Местные власти и верховная администрация общественных работ избегали брать от них рабочих, так как с ними приходилось обращаться несколько осторожнее, чем с беззащитными малоземельными членами джабди.

Институт джабди всегда носил сугубо формальный характер; выгадывали на нем только крупные землевладельцы, что же касается малоземельных членов джабди, их «гнали» на любой вид работ.

В ирригационном хозяйстве каждого из ябов часто в самый разгар вегетационного периода чувствовался острый недостаток в воде. На этой почве происходили серьезные столкновения между водопользователями верхних и низовых участков каналов. Очень часто чиновники и привилегированные лица заставляли мирабов закрыть воду другим водопользователям, пока не насытятся водою их земли. Местные ирригаторы и остальные жители Хорезма хорошо помнят, что в таких случаях простые земледельцы большой толпой являлись в столицу и жаловались хану на свои бедствия. Бывали случаи, когда они получали возможность восстановить справедливость и с разрешения хана собственными руками уничтожали преграды, закрывавшие воду. Часто возмущение достигало таких пределов, что мирабам приходилось спасаться бегством. Для быстрого регулирования и распределения воды, каждый яб сверху вниз разбивался на три или четыре участка: 1) баш (голова); 2) урта (середина) и 3) аяк (низ); на конце каждого участка в порядке очереди устраивалась фашинная или дощатая преграда, носящая название «бугут» или «тахта». Бугут обеспечивал быстрый подъем воды в ябе, следовательно, и быстрое насыщение водой полей вышележащего участка. Таким образом все земли, расположенные в районе командования данного яба, получали быстрое удовлетворение. Такая очередность снабжения водой называлась «асвак». Часто асвак распространялся на отдельные бадаки или на малые ябы, выходящие из большого яба.

Благодаря сложности и большой трудоемкости ирригационной системы Хорезма, институт мирабства всегда занимал видное и очень важное положение в Хивинском ханстве. Мирабы, как нам известно по источникам, входили в состав окружавшей хана правящей верхушки. Мы не располагаем историческими указаниями о положении мирабов в управлении делами при верховном правительстве для более ранних периодов. Однако то огромное значение, которое вопросы орошения занимали в народном хозяйстве, заставляет нас считать, что мирабы во все периоды истории Хорезма занимали не меньшее положение, чем при Абулгази-хане. П. П. Иванов утверждает, что должность мираба при верховном правительстве не имела “отношения к водной администрации”. Факты опровергают это положение; в хивинских хрониках XIX в. с начала до конца отмечается участие главных мирабов в регулировании важных ирригационных вопросов.

«Мухаммед Рахим-хан,— пишет Баяни, — направил Султан-мираба, Мунис-мира-баи Бек-Али-мираба в местность Тюйнюклю, для того, чтобы они установили состояние головы канала Хей-ваник (Палван-Яб) с точки зрения необходимости ее чистки».

В 1809 г. при сооружении плотин на протоках Чуманай и Чанглы-Басу строителями распоряжаются Мунис-мираб и Кара-бахадур-мираб. В сочинениях Муниса и Агехи всюду встречаются указания на их участие в восстановлении дамб на месте прорывов, в проведении казу и т. д... «В понедельник мы закончили работы по приведению в порядок головы канала (Палван-Яб) вплоть до Кулум Ходжи, где имеется сброс из Хейваника в Гази- Абад».

Легко убедиться в том, что Мунис-мираб и Агехи-мираб – авторы политических хроник — были специалистами по ирригации, так как там нет ни одного события, описывая которые эти два мираба не упомянули бы о каналах, об их строителях, об изменениях течения реки и ее протоков с полным знанием дела.

Мы вполне согласны с тем, что эти главные мирабы по своей деятельности совершенно отличались от обычных мирабов, которые, вкупе с местной администрацией, отвечали за прорыв дамб, за проведение своевременной очистки местной оросительной сети и были непосредственно связаны с распределением воды на местах.

Автору настоящих строк приходилось иметь специальные беседы со старыми водными специалистами. По их утверждению «мирабы хана» занимались только проектировкой постройки и реконструкции каналов, руководили их «нивелировкой», приезжали для консультации во время «великих казу» и на места больших прорывов. Они хорошо владели «наукой фариаз (математическими расчетами.-Я. Г.) и все строили на бумаге».

К сожалению, до нас не дошли те «нивелировки на бумаге», о которых рассказывают очевидцы. По описаниям, они представляли собой длинный свиток с пометками стран света, с множеством цифр. Из рассказов ряда лиц, в том числе вышеупомянутого Бабаджана Атабаева, выясняется, что прежние мирабы вели нивелировку каналов по уровню грунтовых вод. По объяснению группы опытных водных специалистов из Куня-Ургенчского района, при нивелировке трассу проектируемого канала по всей ее длине разбивали на ряд квадратов площадью 40х40 кулачей. В каждом квадрате закладывали в шахматном порядке шурфы до грунтовых вод. Потом во время периодических летних паводков в шурфах отмечали изменения уровня грунтовых вод. Сами рассказчики этого не видели на месте, а лишь запомнили то, что было объяснено мирабом русскому инженеру, который лет 50—55 тому назад приезжал в Куня-Ургенч. Инженер через переводчика записал и вычертил все, что рассказал ему Ата-мираб.

Рытье ям в шахматном порядке на трассе канала было, повидимому, разведывательной работой перед его трассировкой. Математические расчеты трассировки были разработаны уже давно, как это устанавливается по трудам ал-Хорезми, однако ими владели только высокограмотные специалисты водного дела, прежде всего, верховные мирабы ханства.

Каждый магистральный канал был под надзором одного или двух верховных мирабов, которые непосредственно назначались ханом и подчинялись кушбеги или михтеру. Мирабы получали жалованье из казны. Местные мирабы обслуживали бассейны отдельных распределительных каналов. Их работа была довольно сложной. Если канал орошал только одно селение, мираб назначался из этого же селения по рекомендации местных властей и мираба магистрального канала. В случае, если на данном канале было несколько селений и на нем сидело несколько родов, должность мираба являлась объектом постоянного раздора между ними. Дело каждый раз доходило до канцелярии михтерэ.

Распределение воды всегда вызывало споры, так как мирабы редко бывали справедливы. Ханская канцелярия решала эти споры в зависимости от размера взяток, поступающих от тяжущихся сторон.

Местные мирабы не получали жалования из казны, их довольствие по старинному обычаю обеспечивалось самими водопользователями. Мираб во время сбора урожая имел право получить от земледельца причитающуюся ему долю. Эта доля называлась «мирабона»; она не была определена никаким законом и давалась по усмотрению самого хозяина. Однако по старому обычаю все же выработалась норма «мирабоны», которой в ос- новном и придерживались. По правилам, мирабу не положено было спорить с хозяином о размере даваемого довольствия. Да такие споры и не возникали, так как всякий старался угодить мирабу. Если мираб-своевременно сам не являлся за «мирабоной», то «мирабону» обязательно привозили к нему на дом. По общераспространенному убеждению, неуплата «мирабоны» призывала несчастье на голову земледельца.

Население, однако, глубоко ненавидело этих мирабов за их несправедливость, взяточничество и вымогательство. По существовавшим законоположениям, всякое уклонение от приказания мираба или медлительность при его исполнении приводили к суровым наказаниям. Виновного избивали до потери сознания и насильно распродавали его рабочий скот под предлогом необходимости найма рабочих за его счет и т. д. От этого главным образом страдала беззащитная беднота. Мирабы делали незаконные поборы во время сооружения или ремонта дамб (качи); издеваясь над строителями, избивая их за малейшую медлительность, нарочито затягивая работы, они добивались того, что строители соглашались на выкуп.

Среди населения Хорезма широко распространены были приметы и поговорки, характеризовавшие его отношение к мирабам: «На раше (на береговой насыпи) нельзя совершать молитву, так как там проходил мираб, и место осквернено его ногами».

Не рекомендовалось покупать имущество мираба, так как это приносит несчастье. Если же кто-нибудь жаловался на злобу и вымогательство какого-либо чиновника, то ему в ответ говорили: «Значит ты еще не попадался в руки мираба!». Эти приметы и поговорки - яркое свидетельство обид и притеснений, которые безнаказанно чинили мирабы, вызывая законное негодование и презрение трудящихся масс Хорезма.

Печатается по книге:
Гулямов Я.Г. История орошения Хорезма с древнейших времен до наших дней. Ташкент, 1957.