Некоторые ошибочно полагают, что захват Афганистана Талибаном во время засухи повышает риск насилия из-за совместно используемых вод, таких как реки Гильменд и Кабул. Ожесточенные столкновения из-за дефицитных ресурсов прогнозируются как «вероятные» или даже как «факт» на 35 лет, и, несмотря на то, что таких «водных войн» никогда не было, гипотезы о них продолжают появляться вокруг затронутых конфликтами регионов, таких как Ближний Восток и Южная Азия. В действительности конфликты многомерны, и они порождаются сложным комплексом взаимосвязанных социальных, политических, экономических и экологических факторов. Из-за этих многоплановых движущих сил конфликта сообщение послания о водных войнах ошибочны и напрасно пугают нас.

Что такое современная гипотеза «водных войн» и что с ней не так?

Министры обороны, военные генералы, неправительственные организации, генеральные секретари ООН и ученые, занимающиеся вопросами окружающей среды, повторяют ошибочную гипотезу о том, что растущий дефицит ресурсов ведет к конфликту. Фильм Альберта Гора «Неудобная правда» развивает идею дальше, дополняя ее массовой миграцией, вызванной изменением климата, климатическими бедствиями и даже климатическими войнами.

Индийский геополитик Брахма Челлани недавно заявил, что вода — это новая нефть, и утверждает, что вода будет в центре борьбы за власть в Азии. Напряженность между Эфиопией, Суданом и Египтом из-за заполнения огромной плотины Великого возрождения на реке Нил также подкрепляет эту теорию войны за воду. После летних наводнений в Германии, Бельгии и Нидерландах еврокомиссар Франс Тиммерманс неоднократно предсказывал, что в будущем будут войны из-за еды и воды, если к 2030 г. не будет достигнуто 55-процентное сокращение выбросов углекислого газа. МИД Голландии, Германским агентством международного сотрудничества и консорциумом из шести партнеров создано Партнерство по воде, миру и безопасности для прогнозирования и улучшения понимания конфликтов, связанных с водой, и организованного насилия.

Изменение климата усилит экстремальные погодные явления, но сами по себе экстремальные явления не вызывают насильственных конфликтов. Как говорит доктор Клионад Рэли из Университета Сассекса: «Это просто упрощенное и бессмысленное повествование о том, что климат делает людей жестокими». Насилие — это только одна из редко используемых стратегий преодоления стресса и внезапных перемен. Множество факторов должно взаимодействовать сложным образом до того, как они приведут к эскалации кризиса. Причем даже тогда, как показывает обширная база данных Аарона Вольфа из Орегонского университета, государства не вступают в войну только из-за воды. Как показывает Нао Мирумачи, здесь более вероятна смесь конфликта и сотрудничества.   

Вода как пешка в многомерных конфликтах

В Афганистане дефицит воды является серьезной проблемой, а водные ресурсы и инфраструктура часто становятся жертвами локальных и более широких геополитических конфликтов. Афганистан разделяет трансграничную реку Герируд с Туркменистаном и Ираном, с которыми у него враждебные отношения. Плотина Афгано-Индийской дружбы несколько раз становилась целью талибов, в том числе в начале прошлого года. Такое насилие не только замедляет ход работ по проектам, но и служит стратегическим преимуществом: поскольку плотины являются хорошо заметными символами государственного присутствия и развития, атаки на них немедленно привлекают внимание всего мира. Причиной нападения на плотину Дружбы, по-видимому, была атака на индийские усилия по восстановлению Афганистана, а не развязывание войны за воду. Нападение на водную инфраструктуру показывает политическую ориентацию Талибана на Пакистан, а не на Индию, что в некотором смысле бросает вызов геополитическому положению Индии в Южной Азии. В данном случае вода используется как тактический рычаг, чтобы препятствовать стремлениям Индии стать лидером в регионе.

Такое насилие над водохозяйственной инфраструктурой напоминает атаки на строительство турецкой мегаплотины Ататюрк со стороны курдского повстанческого движения в 1984 г. Курдское население Юго-Восточной Турции уже много десятилетий борется за независимость от Турции, и многие курды рассматривали строительство плотины как символ турецкого угнетения и вторжения на их территорию. Плотина была целью гораздо более крупной шахматной игры, подпитываемой чувством маргинализации, территории, идентичности и курдской независимостью.

Несмотря на все заявления о неминуемой водной войне в Азии, водные договоры пережили войны и военные мятежи между главными соперниками на протяжении десятилетий. Договор о водах Инда между Индией и Пакистаном пережил три крупных войны (в 1965, 1971 и 1999 годах) между странами. Были разногласия по поводу строительства плотин, но лежащими в основе вопросами в этих случаях были эскалация вокруг спорной территории и мятеж в Кашмирской долине. Были случаи, когда Индия пыталась напугать своего соседа, угрожая перекрыть воду из восточных рек.  Например, после атаки 2016 г. на военную базу в Ури (Кашмир), Нарендра Моди сказал: «Кровь и вода не могут течь одновременно», подразумевая, что Индия прекратит подачу воды по Инду и другим рекам, разделяемым с Пакистаном. К счастью, Индия не реализовала угрозу. В этих и других инцидентах вода не была причиной конфликта между двумя странами, а использовалась как рычаг в споре из-за Кашмира или другой мятежной деятельности. Река была ставкой в территориальной игре за власть.

Аналогично, вода часто является частью, но не главной причиной споров между Индией и Китаем. Например, о

бмен данными по водным ресурсам реки Брахмапутра был вовлечен в пограничный спор, когда Китай прекратил обмениваться данными после военного противостояния в Докламе в 2017 г. (Китайская армия попыталась построить дорогу через спорную территорию на плато Доклам, а базирующиеся рядом индийские солдаты остановили китайскую бригаду, что привело к военному противостоянию).  После этого события китайцы прекратили предоставлять гидрологические данные, используемые Индией для прогнозирования наводнений. Китай согласился возобновить обмен гидрологическими данными только после того, как премьер-министр Индии Нарендра Моди и председатель КНР Си Цзиньпин провели обсуждения в апреле 2018 г. в Ухане. Обмен гидрологическими данными стал символической жертвой военного и дипломатического противостояния по территориальным вопросам между Индией и Китаем.

Проблема в том, что выбор слов, идей и повествований, построенных на прогнозах водных войн, имеет последствия. При достаточном повторении в эхо-камере ложные утверждения могут стать самореализующимися пророчествами. Если мы будем поддерживать нарратив о водных войнах, будут ли страны в конечном итоге посылать войска для их предотвращения? Будем ли мы затем направлять военные, экономические и гуманитарные ресурсы на защиту нарратива водной войны вместо того, чтобы использовать эти ресурсы для разрешения конфликтов, которые на самом деле связаны с лежащими в основе социальными, политическими, экономическими и экологическими проблемами?

Шумиха вокруг водных и климатических войн должна прекратиться!

Разводя шумиху вокруг водных войн и связывая их только с изменением климата, мы отвлекаем внимание от прискорбных недостатков управления водными ресурсами и водохозяйственной политики в Афганистане и других странах. Вместо того, чтобы милитаризировать дефицит воды, необходимо продвигать более правдивую версию о том, что люди сами создают кризис дефицита воды и имеют все инструменты для его предотвращения.

Конфликт многогранен. Построение простых односторонних угроз обычно благоприятствует вооруженным силам. Военное вмешательство может отвлекать от таких вопросов, как безопасность человека и управление природными ресурсами. Вместо этого необходимо работать над улучшением распределения воды, обеспечивать лучшее управление водными ресурсами для всех и противодействовать деградации и присвоению (захвату) элитами, даже если вода не будет разжигать или определять войны.

Перевод с английского

Источник - https://www.newsecuritybeat.org/2022/01/no-war-water/